Роберт Гулиев:«Коньяк Украины должен хотя бы на четвертьсостоять из местных коньячных спиртов»

Он построил два мощных завода с инфраструктурой, достойной утопических романов, посадил сотни гектаров безупречных лоз, основал идеальный питомник саженцев, создал собственное элегантное – по стилю и по форме – вино, вывел с десяток успешных линеек вин и коньяков и сегодня разработал удачную схему для выхода из кризиса. Также у Роберта Гулиева и четкое видение перспектив для всей отрасли.

D+: Роберт, Вас знают на рынке вина как винодела, достигшего вершин профессии, но при этом очень деятельного, общительного и непрерывно стремящегося вперед. Однако складывается впечатление, что последние года два­три стали неким тайм­аутом для Вас. Те, кто знаком с Вашей биографией, знают, что когда­то Вы уходили из бизнеса, став, как говорится, свободным человеком. Что на этот раз?
Р.Г.: В свете я давно не был, потому что это перестало иметь какое­либо значение. Бывало, я ездил в Киев по 2­3 раза в неделю, чтобы поддерживать отношения, формировать мнение (и понимание!) общественности и властей, поддерживая украинское коньячное производство на том уровне, которого мы к тому моменту уже достигли. Сейчас же что? Акцизы на коньяк такие же, как на водку; можно делать коньячный напиток с коньячным спиртом и ректификатом; можно делать бренди из годовалого спирта. О чем и с кем говорить?
Никто уже эти законы не пересматривает. Никакие ассоциации не могут этого изменить. Законы пишет Брюссель. Например, касательно гармонизации акцизной политики. Что это значит? Что на все напитки свыше 40 градусов должен быть одинаковый акциз – на водку, граппу, виски, коньяк и т.д. Это очень несправедливо. Водка делается 2 недели, а коньяк – минимум 3 года. Но об этом уже поздно говорить. Самое интересное и противное, что технологии приготовления бренди и коньячного напитка привнесли в страну одни из ведущих лидеров производства коньяка. Я всегда говорил, что когда нам запретят производить коньяк, мы должны будем делать бренди точно по той же технологии. Как сейчас потребителю разобраться: на полке стоят бренди, коньяк и коньячный напиток. Что есть что? И изменить сегодня ситуацию невозможно. Поэтому я перестал ездить в Киев – пустые хлопоты. Чем я занимался все эти годы? В 2009 году отец позвал ему помочь, подставить плечо, когда возникли разногласия с действующей властью и начались приснопамятные внеплановые проверки. Я пришел сюда посмотреть на узкие места и вот до сих пор их расширяю. Пришлось побороться за аренду на Французском бульваре: несмотря на то, что наш завод –
памятник истории, достопримечательность и просто – он здесь стоял столетия, – каким­то мудрецам пришла в голову мысль расчистить место под свои проекты градостроения. Не буду углубляться в перипетии бюрократической борьбы, но в результате мы отстояли право работать на своем заводе далее (и, заметим, платить городу налоги). Кроме того, за это время мы сделали технологическую революцию: поставили новое оборудование, построили новый завод по переработке винограда в Южном. Результат – по итогам 2015 года мы занимаем второе место по объемам производства игристого – 13 млн бутылок в год. Если раньше мы были четвертыми, то сейчас опередили таких флагманов производства, как Харьковский завод шампанских вин, Артемовский завод шампанских вин, которые всегда занимали лидерские позиции. Мы чуть не догнали Киевский завод шампанских вин «Столичный» с их сумасшедшими инвестициями. Вот ответ тем, кто задается вопросом, где я был последнее время.

D+: После аннексии Крыма часть предприятий полуострова приняли решение выпускать свои линейки на мощностях «Одессавинпрома». Для Вас это – вызванный необходимостью социальный проект, интересные партнерские программы, позволяющие обеим сторонам становиться сильнее, или экономически выгодный бизнес?
Р.Г.: Те возможности, условия, уровень услуг, которые мы предоставили, смогли заинтересовать наших партнеров. Это сотрудничество приносит пользу и нам. Год назад, когда курс обвалился, гривневые кредиты стали зашкаливать до 20% за год, были сложности. Представляете, какой рентабельностью надо обладать, чтобы обеспечить кредит? Мы понимали, что это никого не интересует, и не стали жаловаться, хотя была 1000 и 1 причина реагировать депрессивно. Но у нас уже были контракты с партнерами, и они начинали работать. В конце концов, мы сбюджетировались, прошли эту проблемную точку и сегодня активно рассчитываемся по долгам, и при этом еще успеваем инвестировать в производство для того, чтобы делать еще более качественный продукт.

D+: В одном из Ваших последних интервью, которое Вы дали интернет­ресурсу, меня зацепила фраза журналиста, что авторское вино стало для Вас «успешным проектом»… Наш разговор адресован профессионалам, и каждый из них знает, что взяться за авторское виноделие в наших широтах – огромный труд и высокий риск. Это производство в эпицентре розы ветров – где результат зависит от всех климатов вместе взятых – экономического, политического и природных условий. Скажем, принцип выпуска вина исключительно из винограда с собственных лоз угрожает в неурожайный год не только оставить без данного вина его любителей, но и самому остаться без возможности выплачивать зарплаты и кредиты (о катаклизмах экономики и политики даже бессмысленно повторять). Что для Вас на самом деле – авторское виноделие? Ведь я не ошибаюсь – вовсе не бизнес­проект, а скорее миссия?..
Р.Г.: Согласен, авторское виноделие – не бизнес. Особых цифр вы не получите, тем более в моем случае. Ведь я не делаю то, что пользуется спросом, – полусладких и сладких вин. Эти вина производятся по неправильной технологии, в лучшем случае, с концентрированным суслом, а в худшем, с сахаром. Поэтому я делаю только сухие вина. Этот сегмент не большой, но он растет. Авторский проект, конечно, дает возможность «завестись» большому производству, но без него сегодня существовать не может. В том числе, и потому, что лицензия стоит 500 тыс. гривен. А вот когда большая кухня, издержки легко разбросать на огромный объем. Вот мы разбрасываем их на 13 млн бутылок, а не а 4 млн, как было раньше. Главный капитал, который мы получаем от этого бренда – «Вина Гулиевых», – то, что партнеры, которые с нами работают, знают, что я не сделаю плохой продукт. Они доверяют.

D+: Известно, что все Ваши вина, выходящие в свет, Вы тестируете лично. Следите ли так же трепетно и за партнерскими винами или заказчики предпочитают самостоятельность?
Р.Г.: Ни один литр вина не выходит отсюда без того, чтобы я его не продегустировал. Я проверяю виноматериалы, приходящие от нас и от партнеров. Если там что­то не так, то мы просто разворачиваем машину, и она уходит. Технологи партнеров мне доверяют, и даже не надо им звонить. Такой наш подход дает стабильное качество. Поэтому к нам и идут. Плюс наши технологические возможности. Конечно, о своих технологических возможностях все говорят, но порой, кроме линии розлива, предложить больше ничего не могут. В прошлом году, несмотря на сложности с финансированием, мы нашли возможности и все же установили 6 новых акратофоров, давших нам возможность увеличить производство на 12,5 тысячи декалитров в месяц.  Сейчас к нам едут специалисты, и мы узнаем новое, растем, понимаем, что на рынке произошли страшные для отечественного товаропроизводителя вещи, – мы уже не конкурируем с продукцией завода «Червоне дышло», мы конкурируем с импортом, с просекко, с новосветовскими игристыми. Чтобы не потеряться в этой конкурентной среде, надо обязательно соответствовать европейскому уровню производства. Мы стараемся это делать, учимся. Скажем, за последние две недели я посетил 3 лекции. Кроме того, по моей просьбе к нам приезжала для консультаций технолог из Люксембурга Илона Шнайдер. Почему не из Франции? Потому что та зона виноградарства очень похожа на нашу, например, по сумме активных температур. И у нас одинаковые климатические проблемы. Да, мы находимся на одной параллели с Парижем, но при этом у нас нет Гольфстрима. И у нас случаются резкие перепады температур. Скажем, прошлый год был ужасным, зимой температура опускалась до минус 30 градусов. К технологу у меня было три вопроса: как бороться с пинком (прозрачные полифенолы, образующиеся от солнечной активности, придающие вину розоватый оттенок); обработка новых бочек – я закупил 50 новых барриков для выдержки вина, естественно, их надо предварительно правильно подготовить. Мы сверили, как это делается у нас и как у них. Оказалось, что практически одно и то же, но есть нюансы. А ведь нюансы и делают кухню!
И третий вопрос я задал по рислингам. У них шикарные минеральные вина из этого сорта и интересно, как им удается получать подобный результат, учитывая ту кислотность и сахаронакопление. Шнайдер призналась, что это их «ноу­хау», которое заключается в использовании диких дрожжей. В прошлом году у них кислотность была 13 (8 – винная и 5 – яблочная), это очень много. Но это типично для этой зоны, так как виноград немножко не дозревает. Так вот, в Люксембурге используют специальный вид диких дрожжей, работающих при повышенных кислотах. Доводят сахар до 3% и потом дображивают уже на чистой культуре. И получается рислинг с хорошим ароматом, достаточной кислотностью и минеральностью. Илона Шнайдер приедет к нам на неделю в сезон – у нас он начинается раньше, чем у них, – и наши виноделы вместе с ней будут использовать эти технологические приемы.

D+: Роберт, общеизвестно, что Вы – перфекционист и добиваетесь идеала во всем – качество вина, стройность философии, элегантность дизайна и маркетинга. Но при этом, насколько могу судить, не проявляете особого интереса к международным конкурсам и тестингам, где Ваши вина могли бы получать достойную высокую оценку. Тем временем большой отряд отечественных виноделов отправляет свои далеко не идеальные вина на всевозможные форумы и каким­то чудом получает для них хорошие отметки, что позволяет лепить эти отметки на бутылки и выделяться на магазинной полке… С другой стороны, недавние маркетинговые исследования утверждают, что стремление виноделов получать медали и побеждать в громких рейтингах ради стимулирования спроса – массовое заблуждение. А покупатель ориентируется на иное – узнаваемость продукта (благодаря анонсам, рекламе), а затем – и это главное! – на вкус вина. Что Вы думаете по этому поводу?
Р.Г.: Конкурсы – любимая забава советских маркетологов. Раньше все ездили в Крым на «Золотой грифон» и там дегустировали высокоспиртуозные вина и потом эти медальки демонстрировали. Это, естественно, полная профанация: когда мы все дружно платили за работу комиссии и все дружно получали медали. Сейчас начали ездить на международные конкурсы. Однако позиция маркетологов «победим – расскажем всему миру» особо не влияет на продажи. Мы участвовали в IWC в 2009 и 2010 годах и каждый раз брали дипломы, но никому об этом не заявляли. Для нас это очень интимный процесс – винодел на серьезном конкурсе сверяет внутренние часы: на уровне твое вино или нет. Конкурс дает возможность предприятию проверить, как оно выглядит на фоне других. Вот для чего нужен конкурс, все остальное – это игры маркетологов. Победители у нас – это те, кто умеет играть с ритейлом. Меня иногда спрашивают, как какой­то там бренд без выразительных ароматов – лидер рынка? Все просто – он везде. Естественно, его покупают. Если ты будешь с 20 золотыми медалями с разных выставок, но тебя нигде нет – никто тебя не купит. А в ритейле работать сейчас очень сложно. Все наши проблемы, которые были некоторое время назад, все были связаны с ритейлом. Сети и так плохо рассчитываются, в лучшем случае, через 90­100 дней, а когда все дрогнуло, вообще перестали. Мы понимали, что сложности, но когда вы должны 20 млн, а дебиторская задолженность доходит до 40­50 млн грн, то вроде все сбалансировано, но деньги­то не идут.

D+: А каким был прошлый год с точки зрения урожая?
Р.Г.: В прошлом году у нас было мало винограда. Мы весь его собрали, переработали в качественный виноматериал – сделали из него прекрасное вино, но мало. Своим партнерам я говорил, что если желаете получить качественный продукт, – покупайте виноград. Мы вам поможем, переработаем у себя на заводе, и вы его используете для своей линейки. Тогда я буду уверен в качестве продукта. Где найти виноград – мы знаем. Наш завод находится в зоне виноградников, это юг Одесской области, где лозы меньше пострадали, чем, например, в Овидиопольском районе, потерявшем весь красный виноград – он вымерз.

D+: И как реагировали Ваши партнеры?
Р.Г.: В прошлом году только один отозвался, но в этом – заказчики уже в очереди стоят. Многие обожглись, т.к. 2014­й оказался проблемным годом, качественных ароматных материалов, сделанных из цельного винограда, было мало. Приходилось скрести по сусекам. В этом году мы практически со всеми договорились, что работаем по такой схеме – покупаем виноград, перерабатываем, делаем качественный виноматериал, вино и разливаем. Т.е. система «под ключ». А смысл возить виноград за 200 км – на завод, который хуже, чем тот который мы предлагаем? Слава богу, мы работаем с компаниями, которых интересует качество.

D+: Роберт, Вы упомянули 50 новых барриков. Интересно, какую древесину Вы выбрали?
Р.Г.: Венгерский дуб. Он прекрасный, качественный. Тогда как, например, украинский не подходит для бочки – он очень плотный. Пару лет назад по просьбе посольства Франции, я принимал у себя группу энологов и производителей бочек. Тогда­то я и поинтересовался по поводу знаменитого лимузенского леса: лес­то небольшой, а бочки из лимузенского дуба можно встретить во всех винодельческих странах мира – они красивые, качественные и подозрительно тонкие. Они ответили, что не делают тайны из того, что покупают лес. К американскому дубу у них есть вопросы. А венгерским они очень довольны. То, как он хорош, мы видим, в том числе, и по венгерским винам.

D+: Вы – один из самых опытных виноделов и владельцев алкогольного бизнеса – не побоюсь масштабов – Европы. Поэтому задам Вам сложный вопрос: как Вы видите дальнейшую судьбу крымских марок? И в принципе, как, на Ваш взгляд, могла бы решаться проблема Крыма? Я говорю не о глобальном разрешении вопроса, а о том, как адаптироваться нашим виноделам к «раздвоениям» марок, к появлению на международных выставках и конкурсах продукции под одним и тем же наименованием, к потере виноградников, сырьевых баз… Решение этих вопросов требует комплексного подхода – существует ли сегодня объединение авторитетных специалистов отрасли (не чиновников, а самих участников процесса), которые могли бы советоваться и вырабатывать стратегию в таких форс­мажорных обстоятельствах?
Р.Г.: Как только «зеленые человечки» вошли в Крым, я позвонил своим друзьям на полуостров и сказал: «У вас шикарные бренды, но вы их можете потерять, если не будете производить их здесь, в Украине. Мы готовы этим заниматься». Не буду скрывать, мне тогда такая кооперация тоже была нужна. Уже пошла революция, курс поплыл, надо было думать нестандартно, и возникла идея помочь друзьям и, тем самым, себе. Сейчас мы работаем с разными марками напитков, в том числе и крымскими: «Инкерман», «Маренго»,
«Бахчисарай», «Сильвер бриз», «Криково». Первое время после аннексии работали с «Ореандой». Мне многие говорили, что я сошел с ума, раз разливаю конкурентам продукт. Сейчас они делают то же самое. Только я это сделал на 1,5 года раньше. Так что мы уже объединились. И будем решать проблемы по мере поступления. Садимся за одним столом с бокалом шампанского и обсуждаем, что дальше: игристое по 49 грн – это нормально? Мы производим 13 млн бутылок, у нас себестоимость стремится к 0 и при этом 49 грн у нас не получается. А у кого­то получается. Они сбросились и пролоббировали свои интересы. Даже МРЦ хотели отменить. Но единственный способ сдерживать творческие порывы нерадивых производителей – это минимальная розничная цена. Она должна соответствовать издержкам при производстве продукта. Если не соответствует, – значит, что­то там не так.

D+: У Вас есть не только крупные заказчики. Например, лимитированные тиражи для ресторанов Савелия Либкина. Насколько такие мини­проекты Вам интересны?
Р.Г.: Да, мы поставляем ему тихое и игристое вино, и вина на розлив. Для меня это вопрос имиджа. Где­то вы зарабатываете деньги, где­то зарабатываете имидж. Работа с правильными рестораторами – одно из наших приоритетных направлений. HoReCa всегда относилась скептически к отечественному продукту. Савелий же изменил свое отношение с тех пор, как он стал пить наше вино, в том числе благодаря нашей дружбе. Он стал пить, разбираться, дегустировать и обнаружил, что, оказывается, в Украине появились достойные
вина, и он внес в свою карту эти продукты. Раньше многие сомелье не пускали нас, ожидая денег за вход, а я никогда не платил. Я предлагал всем, кто заинтересован в качестве, проводить слепую дегустацию – и в результате мы сломили предвзятое отношение к украинскому вину. Сейчас же становится престижно иметь в ресторане украинское вино. В Одессе, в Киеве много иностранцев, и они все просят местное вино – это понятно и логично. Я когда приезжаю в какую­то страну – Чехию, Румынию, Грецию – тоже спрашиваю в ресторанах местные вина.

D+: В портфолио Вашего предприятия входит питомник лоз. Расскажите, пожалуйста, об этом направлении подробнее.
Р.Г.: Он под паром. С тех пор, как отменили 1­процентный сбор, выращивать лозы стало невыгодно. Вокруг нас кружат желающие его купить, но деньги, которые они предлагают, – не соответствуют тому, что этот объект стоит. Питомник можно реанимировать в двух случаях: если вернут 1­процентный сбор, что в данных условиях невозможно, либо будет приватная земля. Поэтому практически никто не сажает виноград – это огромные инвестиции. 10­12 тысяч долларов вложить в гектар – это непросто.

D+: Ваше отношение к лицензии на опт?
Р.Г.: Нашему новому губернатору кто­то внес в уши, что в свое время я пролоббировал закон про те сакраментальные 500 тысяч. Я нашел интервью, которое вам давал для Drinks+ в двухтысячных, нашел и другие статьи, где я говорю, что это глупо. И переслал ему. Надеюсь, меня поймут – мне неинтересны неразумные законы. В Европе, если человек создает рабочие места, – к нему один раз пришли, посмотрели, выписали разрешение и работай. Дальше контролируют только готовый продукт. Поэтому лицензии не должно быть. Это государственный рэкет, который надо ломать, и чем быстрее, тем лучше. Но если даже Саакашвили не смог сломать, то куда там нам. У него нет полномочий, хотя он стремится изменить ситуацию. Я его абсолютно поддерживаю.

D+: В свое время, если не ошибаюсь, Вы приобрели виноградники в Грузии. Как обстоят дела с ними?
Р.Г.: Это был южный склон Алазанской долины. Сумма активных температур, как в Италии, осадки, как в Англии – просто супер. Мы вложились очень хорошо. Посадили Саперави и Ркацители, поставили их на деревянные столбики, вывезли все камни. Но появился один человек, который спросил, сколько я хочу за участок. Я не собирался продавать, поэтому назвал высокую сумму, и он, не торгуясь, согласился. Пришлось продать?. На самом деле, тогда и в Южном Саперави уже вступил в плодоношение, так что я где­то в душе был готов к такому повороту событий. Свою программу по Саперави я обеспечиваю. Мы закупали грузинские саженцы, настоящие, чистые. Хотя в этом году у нас были проблемы с его урожаем, мы хотели закупить немного вина в Грузии, но кинулись уже после нового года. А грузины, как европейцы, все распродают до нового года, потом остается уже невыразительное. Это к вопросу, что делать, если не хватает виноматериала. Если его нет – не производи.

D+: Помимо Саперави, с какими еще грузинскими автохтонами работаете?
Р.Г.: Ркацители. Кстати, для наших условий он идеальный. Терпит все удары судьбы и погоды, при этом очень ароматный сорт для шампанских виноматериалов. Я горжусь тем, что эти сорта винограда приехали сюда вместе с моим отцом. Он пробил через тогдашний Минсельхоз, чтобы эти автохтонные сорта попали сюда, доказал, что этот виноград будет здесь хорошо расти. Завез и посадил огромное количество лоз, а сегодня уже многие воспринимают Саперави и Ркацители как местные сорта. Из украинских у нас есть немного Одесского Черного, но не могу сказать, что он мне сильно нравится. Хотя вроде папа у него хороший – Каберне, мама – Аликант Буше, а на нем природа немножко отдохнула.

D+: Ходят слухи о новом коньячном производстве, которое Вы планируете запустить в ближайшее время.
Р.Г.: Это будет партнерский проект. Сейчас все, кто владеет лицензией на производство бренди, имеют полный цикл, – получили право производить коньяк. Т.е. у нас есть юридическая возможность выпускать настоящий коньяк. Есть мысль реанимировать бренд «Французский бульвар». Маркетологи рекомендуют, а я думаю, нужно мне это или нет. Мы ведем переговоры с заказчиками по производству бренди, но из спиртов не одного года, а 3, 4, 5 лет. Плюс работаем с «Баядерой», разливаем для них ТМ «Француз». Этот бренд был нашим, потом я его уступил – это был тот момент, когда мы остро нуждались в финансовой поддержке. У нас были французские спирты, купажированные, отдохнувшие. И я им предложил, чтобы выкупили эти спирты и забрали бренд. Но с условием, что производить его будут только у нас. Объемы взаимодействия пока небольшие – 100 тысяч бутылок в месяц, но они растут и в ближайшее время, думаю, дойдет до 200 тысяч. А за коньяк – болит сердце. Пришли технологии коньячных напитков, бренди из годовалых спиртов – все очень нехорошо. Надо обязательно лоббировать закон о том, что коньяк Украины должен хотя бы на четверть состоять из местных коньячных спиртов. Что это за украинский коньяк, если в нем ни грамма украинского спирта? Надо возвращать производителя на достойное место, потому что в коньячной теме сейчас рулят ботлеры, а не производители. При этом, если вы сейчас позвоните ботлерам – они скажут, что я отстал от жизни, что повыкорчевывали виноградники, что для производства коньяка необходимо столько­то вина, которого нет. Я понимаю, но хотя бы 25%, пусть не 100% – должны быть нашими.

D+: У нас в стране есть запасы коньячных спиртов?
Р.Г.: Одесский коньячный завод может перекуривать за сезон 3 млн декалитров. Это 300 тыс. декалитров абсолютного алкоголя. Спросите, сколько у них купили спирта? Все покупают в других местах, потому что ОКЗ делает спирты из вина. Естественно, они чуть дороже, чем то, что продается в других местах. А ведь происхождение того спирта даже газовый хроматограф последнего поколения не может идентифицировать.
В перспективе я хотел бы поговорить с крупными производителями и порекомендовать им схему с 25%. К тому моменту, как Европейский Союз запретит нам использовать наименование «коньяк», мы включим все свои возможности, чтобы оставить написание «коньяк» на этикетке на кириллице. И к тому моменту «Коньяк Украины» должен будет на 100% состоять из родных коньячных спиртов. В противном случае мы останемся с годичным бренди и коньячными напитками. Разве об этом мы мечтали, имея такие производственные мощности?

D+: Какое из Ваших вин можете порекомендовать для коллекционеров?
Р.Г.: Как я уже говорил, в 2015-­м было мало винограда, но он был очень хороший. Мы получили шикарное шардонне с 13% спирта, титрируемыми кислотами около 6. Оно ароматное и бесподобное. Когда я попробовал этот продукт, сразу закупил 50 бочек. Мы их обработали и сейчас заливаем шардонне и каберне. Через 9 месяцев я вам пришлю его на дегустацию. И можете смело закладывать его в коллекцию.

D+:  Вы часто бываете в винодельческих странах и как человек, ищущий новое и анализирующий увиденное, подмечаете особенности той или иной страны, винодельни. Было время, когда Вы считали эталоном Францию, затем открыли для себя очень качественное виноделие Австрии. Поделитесь с нами, пожалуйста, своими наблюдениями – какую страну (или страны?) Вы могли бы назвать сегодня эталонной с точки зрения виноделия – и качества вин, и законодательства?
Р.Г.: Давайте зададимся вопросом, где лучше всего дороги в Европе? В Венгрии, так как они самые новые. Так и новые заводы, которые открываются в Восточной Европе, – могут быть более технологичными и современными, чем известные винодельни стран развитого виноделия. А законодательство в Европе, да и в мире, уже у всех одинаковое. Вот ведь, ни у кого из украинцев нет ассоциации, что Чехия – винодельческая страна. Но пусть приедут в Прагу и попробуют «Доброе виннице» этого года. Они будут очень удивлены. Я веду записи заинтересовавших меня вин и готов поделиться своими наблюдениями. Сейчас все восточные страны, имеющие виноградники, стали делать очень хорошее вино. Чтобы конкурировать с мэтрами, они делают все более качественный продукт. Конечно, может так случиться, что те новые производители, которые мне нравятся, – начали за здравие, а закончат за упокой. С другой стороны, если они уже начали и состоялись как производители, будут держать марку.

D+: Для продвижения виноделия Украины на международной арене наиболее реальный инструмент – винный туризм. Есть ли в Ваших планах создание объекта для винного туризма?
Р.Г.: Винный туризм в Украине в руках Укравтодора. Наше предприятие находится в 120 км от Одессы. Вся моя прошлогодняя зарплата ушла на колеса, которые я меняю, когда туда еду. Представьте себе – повезти по ней людей с красивого судна. Они все вместе будут менять колеса на автобусах. В нашей стране всегда была хорошая ситуация c дураками и плохая – с дорогами. Винный туризм будет в Украине возможен тогда, когда все станет наоборот